читать дальше- Половина отряда направо, половина – налево! Я веду правый, Эдвард – левый. Вперед!
Эдвард кивает, захлопывая шлем, а я бросаюсь в темноту коридора. Вокруг были только серые стены, зеленым на забрале шлема высвечиваются данные: физическое состояние каждого из участников группы, параметры вооружения, положение в пространстве. В нижнем левом краю - секундомер, с тихим стуком отсчитывающий оставшееся нам время.
Сзади слышатся крики, несколько точек на шлеме становятся красными. Оборачиваюсь.
Те, кто на мгновение замешкался, выбирая коридор, оказались проткнуты длинными острыми кольями, неожиданно возникшими из стен, пола, потолка – и теперь медленно втягивавшимися обратно.
Красные точки гаснут, превращаясь в красные окружности.
- Вперед!
Девяносто семь секунд. Минус пять человек.
- Но нужно вернуться, они могут быть живы, - кто-то из шедших в конце направляется к выходу.
- Нет! – кричу я, понимая, что уже поздно. Стена голубого света возникает неожиданно, абсолютно незаметно для глаза – на шлеме вспыхивает красная точка и тут же исчезает. От электроники доспехов не остается ничего.
Девяносто пять секунд. Минус один.
- Вперед. – Я бегу. Параллельно, где-то за стеной двигаются зеленые точки отряда Эдварда и его собственна, рыжая. Обрубаю звуковую связь с его отрядом. Впереди нарастает шум. То, что показывают детекторы, заставляет меня усомниться в правильности их работы. На нас катится каменный шар, такой, как в фильмах про исследователей египетских пирамид. Абсолютно бредовый, абсолютно настоящий каменный шар.
Восемьдесят пять секунд.
Я судорожно считываю параметры.
Восемьдесят четыре.
Округлые стены коридора не дают возможности спрятаться в углах. Шар подогнан с максимальной точностью, а зазор есть только сверху.
Восемьдесят три.
- Стреляйте по нему, быстро! В центр!
Желтые всполохи и осколки камня.
Восемьдесят две.
Камень уже очень близко.
- В центр!
Слышу грохот у себя за спиной, зеленая точка бежит назад. Оборачиваюсь, хватаю брошенное оружие и присоединяюсь к пальбе.
Зеленая точка – красная точка.
Осколки падают. Из центра вываливается огромный оплавленный кусок камня, падает в шаге от меня.
Восемьдесят.
Камень налетает на камень. Останавливается.
Семьдесят девять.
- Плавьте камень! Нужно сделать дыру, быстро!
Ко мне подбегают двое, тьму взрезают две сияющих нити, втыкаются в камень там, где выпал осколок. Плазма выплавляет сквозную дыру.
Семьдесят семь. Семьдесят пять.
Камень должен остыть. Совсем не много.
На самом краю слуха возникает шум. Рядом со мной кто-то чертыхается.
- Вперед! – ору я, ныряя в пышущее жаром нутро камня. Приземляюсь на кувырок по другую сторону, в коленях вспыхивает боль – все-таки задела камень в прыжке, защитный костюм не выдержал жара.
- Это же сумасшествие!
В дыру влетает один, второй, третий…
Шум нарастает. И вдруг по ту сторону вспыхивает яркий белый свет.
- Вперед, черт возьми! Вперед!
Зеленая точка – красная точка.
Шестьдесят пять секунд.
Бежим вперед. Коридор не изменяется, карта говорит о приближающемся повороте. Приближаюсь к стене, резко выглядываю за угол. Никого. Поворачиваю.
- Вперед.
Коридор ничем не отличается от того, которым следовали мы. Серые округлые стены. Никакого освещения. Неожиданно натыкаюсь на стену. Карта уверяет, что впереди должен быть проход. Бью по стене прикладом. Крепкая.
Потолок начинает наливаться зеленым.
- Это что еще… - слышу шорох, справа и слева от тупика открываются двери.
- Лиен, направо, я налево. Разделились!
Ныряю в черную пустоту. Сзади зеленые сполохи. Сзади чей-то крик.
Сорок одна секунда. Минус сколько?..
Бежим вперед. Неожиданно вспыхивает свет – тонкие лампы по краям потолка, перед глазами плывут пятна. Пол вдруг начинает уходить из-под ног. Прыгаю вперед. Оборачиваюсь, хватаю идущего за мной за руку – и падаю на обожженные колени под его весом. Раскрывшийся подо мной люк начинает закрываться. Неестественно медленно.
- Помоги мне! – кричу стоящему рядом. Он делает шаг назад – даже сквозь черное забрало шлема вижу широко открытые глаза; зеленые строчки его состояния превращаются в желтые – шок. Делаю рывок – парень, которого я держу, изо всех сил рвется вверх и в последнюю секунду успевает выпрыгнуть, повалив меня.
Вместо пола ощущаю пустоту под головой. Резко откатываюсь в сторону – в полу закрываются челюсти другого люка.
Желтые строчки исчезают мгновенно.
Тридцать две секунды. Минус.
Встаем и бежим вперед. Лампы медленно гаснут.
Дверь. Дрожащими руками ввожу код.
Потолок начинает наливаться зеленым.
Дверь не открывается.
Парень что-то кричит, поднимает плазматрон и стреляет в потолок. Кажется, его зовут Рик?..
Зеленое сияние гаснет.
Двадцать девять.
Двадцать восемь.
Чтобы через секунду разгореться вновь.
Я делаю глубокий вдох. Я считаю.
Двадцать семь. Двадцать шесть.
Ввожу код еще раз. Принято!
Дверь не открывается. С потолка падают первые зеленые капли.
С размаху бью по двери рукой – створки испугано расходятся.
Мы вываливаемся на поверхность.
Двадцать один.
Бежим по неестественной зелени к недалекому холмику, на котором виден черный силуэт.
Восемнадцать.
Падаю на зеленую траву рядом с сидящим, но все еще тяжело дышашим Эдвардом. Рядом со мной падает Рик. Не снимая шлем, спрашиваю:
- Эд, это все, кто сумел выбраться?
- Нам пришлось разделиться. Со мной не дошел никто. Может, из другой группы.
Зеленая точка – красная точка. От группы Лиен не осталось никого.
Еще одна зелена точка бежит к нашему холмику. Бежит и падает в двух шагах, становится желтой. Обморок.
Эдвард срывается с холмика и тащит ее к нам. Снимаю шлем. Добыча Эдварда уже без шлема, брови слегка обгорели. Парень лет двадцати – Джейк? – приходит в себя.
Земля вздрагивает. Оборачиваюсь. Холм, из которого мы вышли, похож на жилой дом с рядом белых подъездных дверей.
Земля вздрагивает еще раз, на поверхность из трех открытых дверей вырывается пламя.
- Ноль, - выдыхаем я и Эдвард.
Достаю аптечку. Рик аккуратно смазывает обожженное лицо, Джейк перевязывает потянутую руку. Я обрабатываю и перебинтовываю колени. Боль понемногу стихает.
- Ну и чертовщина! – произносит Рик. – Сколько людей потеряли, хорошо, хоть выбрались с этой чертовой базы.
Джейк хихикает слегка нервно:
- У тебя чертовски богатый словарный запас, Рик. Выбраться-то мы выбрались, а вот что дальше? До нашего корабля достаточно далеко.
- Три дня пути, - комментирует Джейк. – И ого-го, какого пути!
- И что мы теперь делать будем?!
- Как что? – мы с Эдвардом удивленно переглядываемся.
Встаю, одеваю шлем, моему примеру следуют все, кроме Джейка. Тот натягивает капюшон защитного костюма. Поправляю кобуру, проверяю нож.
- Ну что, вперед? – мы приближаемся к лесу, приветствующему нас удивительно огромными ярко- розовыми цветами.
Секундомер в нижнем правом краю застыл, но я с удивлением слышу его ритмичный стук. И не сразу понимаю, что это стучит мое сердце.
В вскрикивает Рик, указывая на лепесток ярко-розового цветка, на глазах покрывающийся желтоватой слизью.
- К дереву! – кричит Эд. – Я прикрою! Если остановишься – смерть!
- Да что же это такое?! – орет Рик, благополучно преодолевая указанное расстояние. Я выстрелом поджигаю странного вида лиану, потянувшуюся к Эдварду.
Ухмыляюсь.
Двести пятьдесят девять тысяч сто девяносто семь секунд.
Это произведение посвящено проблеме воспитания детей, восприятия детьми родительских наставлений. Главное внимание обращено на сложности, с которыми может столкнуться ребенок, оказавшийся на улице. В книге подробно рассмотрена проблема взаимодействия детей с незнакомыми людьми, автор приводит яркий пример, являющийся основой повествования. Делается попытка рассмотреть поведение и способы выхода из сложившихся затруднительных ситуаций. Книга предназначена для детей дошкольного возраста, а так же будет небесполезна их родителям. Для чтения книги не требуется специальных знаний в области психологии, рассматриваемая проблема изложена доступным языком.
Фестиваль в этом году начался с града и ливня. До последнего момента я не решалась туда поехать, но когда мне отзвонилась знакомая, твердо заявившая, что меня там ждут, сомнения исчезли.
Мы приехали во второй половине дня. В лагере текла размеренная дневная жизнь, на сцене что-то пели. Ни приезда гостей, ни наличия серьезных мэтров на фестивале не планировалось, что можно было предугадать по плакату Заозерья с прошлогодней символикой - видимо, недостаток спонсоров.
Впрочем, это не помешало получить удовольствие. Ближе к вечеру, около 8 начался мини-концерт Андрея Офицерова с еще каким-то исполнителем. Они пели Высоцкого, почему-то невероятно популярного в этом сезоне. Разница между двумя исполнителями была до неприличия велика: если второй с трудом и пафосом играл и пел, то Офицеров пел как-то свободно и мощно, что колонки казались лишними, а по спине бежали мурашки. Говорить, что его выступление было бесподобным бессмысленно, потому что это надо было слышать.
Был яркий венок из люпинов и лютиков, превративщий девушку Юлю в Весну с картины Ботичелли.И с какой-то доброй небрежностью - с той, с которой делаются самые лучшие подарки,- отданный мне. Просто так.
Потом была забавная встреча - наткнулась на Рому Зубова, уже знающего о осенней игре моего авторства(которая существует только ввиде задумок у меня в голове) и активно пищущего заявку.
Другой кадр: Молодой человек, высокий, лет 20 , нависает над двумя девушками ненамного младше. "А вы что, тоже барды?" - восторженно спрашивает он. "Да!" - с гордостью отвечабт арышни. Молодой человек продолжает:"И что, вы тоже поете?.."
Сейчас я вас шокирую фразой, больше подходящей старушке лет 80: в наше время таких вопросов на фестивале бардовской песни не задавали. В наше время пели и играли все Потом натолкнулась на небольшую группу взрослых и детей, которые тут же уволокли меня играть в "Третий лишний". Мы играли с редкостным самозабвением, компания разросталась и все было до неприличия по-детски радостно.
Потом была ярко-красная луна, встающая над лесом. Огромная в преддверии полнолуния (которое, кстати, сегодня). И Офицеров с Ильей Бузановым, поющие у нашего костра. Как же великолепно они играют!
Были старые, почти забытые, но такие любимые песни. Были новые, совсем незнакомые, но очень забавные.
Был горячий глинтвейн и шутки, был пылающий костер и дым, от которого слезяться глаза. Была сгущенка и тушенка. Был горячий чай.
И была какая-то адская, сумасшедшая ностальгия по каждому уходящему моменту, по каждой уплывающей безотчетно радостной секунде.
Я не знал, куда идти. Первые дни я почти не помню – помню дикий холод и боль, помню заснеженные горы и странных зверей, которые могли быть и игрой воображения, галлюцинацией. Помню зеленую поляну, ровную гладь озера, круживших в небе птиц.
Я не помню почти ничего. Но я выжил. Выжил, чтобы искать тебя.
Когда останки нашего мира полыхали в огне, когда я впервые открыл портал в никуда. понимая, что битва проиграна, если б я знал… если бы я знал, какой подарок припасла нам Разрушительница!
И когда останки мира полыхали в огне, а уродливые, невозможные существа окружили нас плотным кольцом – мы еще верили. Верили, что сможем спасти наши звезды. Наше море. Нас.
Но не все битвы можно выиграть, ты это знаешь.
Мои армии были разбиты. Моих людей Она погубила на моих глазах, одним мановением руки. И я ничего – слышишь? – ничего не мог сделать! Я мог только биться о прутья магической клетки, не чувствуя боли, не чувствуя крови, текущей с ладоней….
Ты – ты тоже была там… я до сих пор не знаю, почему. Я до сих пор не знаю твоего имени… только титул. Нелепость, правда?
Она смеялась. Она смеялась так радостно и так звонко, когда я оказался перед воротами ее замка. Она перестала смеяться только тогда, когда я прошел половину пути, убивая ее слуг с равнодушием лесоруба. Во мне горела ярость и ненависть. Только я не мог допустить, чтобы она ослепила меня. Я хотел, чтобы она ослепила Ее.
И тогда за поворотом я увидел тебя. Ты плакала. Так безудержно плакала над телом человека – вернее, над тем, что было человеком. Утыканное стрелами подобно ежу, это тело уже нельзя было назвать человеческим в полной мере.
Я мог подумать, что ты – Ее творение. Морок.
Услышав мои шаги, ты повернулась и взглянула на меня. И в твоих глазах я увидел боль. И ненависть. И еще что-то, что уничтожило все сомнения.
Передо мной был человек.
Ты мягко, пружинисто поднялась, поднимая тонкий, длинный клинок с пола. Поднялась, чтобы убивать. Чтобы мстить. Зеленый огонь твоих глаз испепелял.
Я снял свой черный шлем, а ты напряглась, ожидая удара, а потом вздрогнула, застыла…. задрожала… и вдруг разрыдалась, бросив меч.
Я сделал шаг вперед, а ты уткнулась мне в грудь. И твои слезы размазывали кровь наших врагов. А я неуклюже обнял тебя, и мои руки в латных перчатках вдруг показались мне ужасно грубыми.
Ты затихла. Мы стояли в тишине несколько минут, и никто и ничто не смело на помешать. Потом ты подняла на меня глаза – и я понял, что буду тебя защищать. До конца моей жизни. Всеми силами.
А в твоих глазах уже не было ненависти. Она спряталась глубоко внутри. Ты вновь подняла меч, и мы пошли дальше вместе.
Не мстить – месть не может быть целью.
Спасать все, что мы можем спасти.
Наш мир. Наше море. Наши звезды.
Звезды, которые отражались в глубине твоих глаз.
Да, мы оказались слабее. Да, мы опоздали. И когда мы поняли это, я открыл портал. Такой, на который хватило моих сил. В другой мир. В неизвестность. Ты коснулась моей перчатки – но я почувствовал твое прикосновение, запомнил, твои глаза – прежде, чем ты скрылась в мерцании портала.
Она крикнула что-то тебе вслед. Она назвала тебя «дель Лиатрис», и я понял, что не знаю твоего имени.
А портал вдруг померк на секунду и полыхнул снова. Я не успел увернуться от удара Ее слуги и упала в бездну портала, сумев закрыть его, прежде, чем потерял сознание.
Когда я очнулся, тебя не было рядом.
Рядом не было вообще никого, только снег и холод, холод и лед….
Мои раны зажили, но я потерял направление. Я шел из мира в мир, я рвал ткань миров руками, - но тебя не было нигде.
Я знал, что ты тоже можешь идти сквозь миры. Иногда, входя в заброшенное здание, я вдруг чувствовал аромат твоих волос, след твоего дыхания на замерзшем стекле, отпечаток твоей ладони в пыли на подоконнике.
Но, может, мне это только казалось?
Ты искала наш мир. Ты искала Ее. Ты искала место, где сможешь стать сильнее, чтобы взять реванш. Искала ли ты меня?..
Я шел сквозь пустыни и чужие города, под небесами, полыхавшими огнем закатов и черными от дыма заводских труб. Я не терял надежды. Я шел без остановок. Я не мог себе позволить одного – потерять надежду. Остановиться.
И однажды, в калейдоскопе миров я увидел звезды. Такие, какими они были в нашем мире – яркие, зеленые звезды в темном, почти черном небе.
Я увидел их в окне огромного дома. Надо мной было звездное небо этого мира с невыразительными белыми, холодными огнями на темно-синем бархате. А за стеклом, в маленькой комнате, было наше небо.
Я стоял, не в силах сделать шага. Стоял, приникнув к стеклу, и смотрел в маленькую комнату, где горели звезды. Эта была обыкновенная комната, в центре которой стояла кровать. На ней кто-то спал.
Я не знал, сколько прошло времени, только зеленые звезды начали бледнеть, исчезать, не дождавшись рассвета. И вскоре исчезли совсем.
Не помню, как провел наступивший день, но вечером я вновь был у этого дома. Окно было совершенно обыкновенным, в нем горел свет, и только когда он погас, моему взору вновь предстало наше небо…
Звезды горели недолго. Но я знал: если их нашел я, найдешь и ты.
Каждое утро я уходил к другим мирам, чтобы вечером вновь оказаться у этого окна, за которым чудом сохранился кусочек нашего небо. Снова и снова. Я стоял, глядя в окно, и зная, что я найду тебя. Так или иначе. Потому что нашел это небо. Потому что не могу потерять надежду.
***
- Да! Я резко отклонилась, а кот продолжал смотреть в ту же точку, что и раньше, где-то на спинке кресла за моей головой. Смотрел на домового, - с уверенностью закончила Аня.
Оксана откинулась на стоящую позади парту и хихикнула.
- Домовой?
Аня утвердительно покачала головой. До конца занятия оставалось что-то около 10 минут, а беседа, вскользь затронутая по-английски, оказалась чрезвычайно интересной, и теперь плавно перетекала из языка в язык.
- Если ребенок просыпается от прикосновения чего-то шершавого, это его домовой гладит. Это значит любит.
- Да, я слышала, но не очень верю в домовых и прочих. Скорее, в удивительные совпадения, которых, например, в моей жизни навалом. - Заявила Ксения Викторовна, нежно обожаемая всей группой преподавательница. Подобные беседы были обычным делом и, что удивительно, совершенно не снижали качество учебного процесса.
- У меня тоже кошка однажды долго смотрела на стену, - Надежда улыбнулась. - Мама сказала, что кошки видят иные миры.
Группа дружно закивала.
- Ага. Я к стенке повнимательней пригляделась и вижу: таракан!
Ребята захохотали, а Катя подтвердила:
- Об этом исследователи приведений часто говорят. Игра воображения. В колышущейся занавеске легко увидеть призрака, если ты перед этим почитаешь Хичкока. Или Кинга. Или что-нибудь в этом роде.
- А я на старой квартире такого натерпелась, перед самым переездом! Без всякого чтения! Ночью заснуть не могла. – Оксана подалась вперед и обиженно сообщила: - Мешали. У меня в комнате обои поклеены такие с фосфоресцирующими звездочками. Свет гасишь – они загораются. И ко мне стал бомж какой-то приходить. Выключаю свет и, через несколько минут – пожалуйста! Стоит, к окну прилип, смотрит! Я неделю в страхе жила, кошмары снились. Хорошо хоть мы оттуда переехали, наконец.
Группа захохотала. За окнами темнело.
- Ладно, расходитесь уже. Задание получили. - Заявление Ксении Викторовны было принято на ура, и кабинет за нескольких секунд стал пустым.
Через полчаса Надежда уже была дома. Четыре этажа подъема заставили ее слегка запыхаться. Она поздоровалась с матерью, тут же убежавшей на кухню отслеживать приготовление ужина, скинула туфли и вошла в залитую светом комнату. Бросила сумку, немного постояла в задумчивости, щелкнула выключателем.
На потолке загорелась яркая россыпь зеленых звезд.
Очень просто говорить, что тебе все надоело. что этот мир несовершенен. Ах, адвайте разрушим его к чертям - один только вопрос, господа, позволите? - а что дальше?
Ну, разрушили. Что строить-то будем?
"И на обломках самовластья
Напишут наши имена..."
Классика, я не спорю. Только вот на обломках жить неуютно. Неудобно и одиноко.
Или все-таки к чертям существующий режим, давайте сначала рушить, а потом думать?
Взгляд упал на обложку диска "Бессонницы" с Аль Пачино. Обратила внимание, что главного героя зовут Уил Дормер. И что-то мне подсказывает, что пишется эта фамилия Dormir - от французского "спать", или как еще какая-нибудь аналогия в другом европейском языке.
Сегодня закончился междйгородний фестиваль по интеллектуальным играм, в котором команда "Чуть выше плинтуса" в составе 5 (+1 в течении 2х туров) заняла почетное 18е место, набрав равное количество баллов с такими командами, как "Энтилехия" и "Государевы дети", проиграв им 1 процент в рейтинге.
Размер моей гордости - команда первокурсников, начавшая играть в середине сезона, участвует в фестивале и занимает не последнее место!-сравним только с размером моего удовольствия, полученного от игры.
Хорошая игра команды, в зачет и в кайф! Восхитительно!
Спасибо Катерине. Ольге, Наталье и нашей музе(нашему музу) - Васе!